Способность ислама абсорбировать местные национальные культуры позволило индонезийскому ученому Мохаммеду Коэсно говорить о том, что определение «мусульманский» приложимо ко всему, что, по сути является произведением человеческого разума и в силу этого подлежит критическому рациональному обсуждению, а при необходимости — изменению. Гибкость традиции заложена в ислам одним из основополагающих тезисов о том, что последней инстанцией в каждом конкретном случае является ныне живущий законодатель, основным инструментом которого является здравый смысл.

Однако сегодня в понимании большинства европейцев ислам ассоциируется исключительно с нетерпимостью и терроризмом. То, что они считает исламом, является жестким и линейным его восприятием — тем, что сегодня называется термином «исламский фундаментализм». По справедливому замечанию исследователя Л.Тираспольского, «терроризм и фундаментализм не более выражают сущность ислама, чем инквизиция и крестовые походы — сущность христианства»”.

Сегодня, когда классический образ врага в американских боевиках представляют люди в куфиях, а политики и политологи наперебой говорят об исламской опасности, на месте феллаха действительно нетрудно ощутить враждебность окружающего мира. Однако исламский фундаментализм является врагом номер один и во многих мусульманских странах.

Отношение мусульман к евреям было очень разным. Четко формализованных канонических текстов на эту тему нет. Любители доказывать враждебность к нам всего окружающего мира могут найти предостаточно доказательств своей теории. Но были и совершенно другие примеры. Так, в Эмирате Кордова евреи занимали ключевые руководящие посты, и одной из причин изгнания евреев после реконкисты было то, что для испанцев евреи ассоциировались с арабскими захватчиками. Главным советником правителя был, например, знаменитый мудрец Рамбам. Таррикат Бекташи, как и в отдельных случаях в прошлом Накшбандия, допускали евреев к «святая святых» — изучению мистической традиции без принятия ислама.

«Лучшие времена в наших отношениях», как и исследования о принципиальном единстве ислама и иудаизма, которые велись в академии Аль-Азхар после подписания мира с Египтом показывают, что говорить о соглашении с мусульманским миром можно. Но именно с исламом, а не с Арафатом, с которым, как наглядно показали недавние события, есть столько же смысла говорить о мире, как договариваться с лагерным педиком о наведении порядка в зоне. Договор это может быть только всеобъемлющим, включающим соглашения на уровне духовных лидеров, ибо, как уже неоднократно отмечалось, нельзя закончить религиозную войну только на уровне политических деятелей.

Итак, история доказывает, что ислам способен принимать самые разные формы, однако для того чтобы мусульмане задумались над признанием еврейского государства оно должно оставаться сильным в военном, политическом и экономическом отношении

__________________________________________________________________________

                                   Другая сторона ислама. Суфизм

Верно, что фундаментализм, ассоциирующийся у современных европейцев с исламом, оказывает большое влияние на большинство мусульманских государств, однако ислам знает и куда более тонкие проявления духа, одним из которых является эзотерическая традиция суфиев.

Несмотря на то, что некоторые ортодоксы подвергают суфизм уничижительной критике, сами суфии считают свое учение стержнем ислама. При этом многие из них полагают, что суфийская традиция является естественной основой всех религий. Суфии верят в единство духовного знания, принимающего в зависимости от обстоятельств разные формы. Ислам же является в их понимании формализацией этого древнего знания в семитской среде и его изложением средствами арабского языка.

Справедливости ради следует отметить, что учителя суфийских школ в различные времена сильно различались в глубине и последовательности своего религиозного универсализма, но были среди них и такие, кто доходил до логического конца, утверждая сущностное единство всех религий. И лишь для человека, не понимающего, что такое вера, скрыто единство знания, говорили они.

В доказательство своей правоты суфии приводят стихи Корана, согласно которым Мухаммед не принес в мир новую веру, а лишь продолжил и вывел на новый уровень традицию монотеизма. Им чрезвычайно важны намеки пророка на то, что все религии едины в своей основе. Так, одним из определений суфия в понимании некоторых орденов (таррикатов) является «приближающийся к истине». И действительно, эта эзотерическая система во многом перекликается с тайными учениями других религий. Так, суфизм говорит о наличие у человека семи душ (семь чакр индуизма), а гематрия, с помощью которой расшифровывают тайны Корана, построена на основе иврита, а не арабского алфавита. Очевидное сходство своей традиции с Каббалой суфийские мистики объясняют общностью духовного наследия семитских народов.

Первоначально знание было дано Адаму, который, как полагают суфии, был их духовным родоначальником и владел наукой изменения мира с помощью букв и слов. После него передаваемая от учителя к ученику истина шла через времена и традиции к Мухаммеду.

Как и практически любая мистическая система, суфизм призывает к чувственному познанию мира. В практике достижения мистического транса, который является той высотой, с которой настоящий суфий смотрит на бренный мир, используют повторения формул, концентрацию на различных точках тела, дыхательные упражнения. По мнению суфийских авторитетов одним из самых действенных способов приближения к Богу и возбуждения в себе любви к нему является земная, «плотская» любовь. Она же служит камертоном чувств и источником самых смелых образов суфийской поэзии.

Эти образы кажутся на первый взгляд противоречащими самой сути ислама, но суфии настаивают на том, что их углубленное понимание раскрывает за поверхностной эротической символикой описание любви к Творцу. Цель и средство познания — достижение единства с Богом, и из этого уже следует предписываемое суфийской традицией «растворение собственного «я» в единой реальности». Впрочем, подобную цель ставят перед собой все мистики. Для выхода за пределы собственного «я» необходимо полное отречение от личности.

Что же до суфийских методов достижения экстатического состояния, то они тоже во многом перекликаются с индуистскими, даосскими, хасидскими...

В историях-парадоксах, уводящих от привычных ограничений здравого смысла, знатоки увидят и известные по молодежной моде 60-х годов коаны дзен-буддизма, и неувядающий блеск хасидской притчи. Как и образы суфийской поэзии, эти истории призваны развивать дерзновенное мистическое мышление, но при этом они, зачастую, переворачивают наши представления о том, что принято в исламе.

Вот, например, одна из таких притч. Сидит пребывающий в экстазе суфий и повторяет магическую формулу «Я-истина» («Анна-ль-хакк»). Подходит другой и бросает: «Ну, тогда я должен тебя познать».

Или еще: заходит мулла Насреддин в лавку и спрашивает у хозяина: «Ты видел меня, когда я входил к тебе?» Услышав утвердительный ответ, Насреддин говорит: «Но ведь ты не знал меня! Как же ты мог быть уверен, что я — это я?»

Путь ученика начинается во многих орденах с сорокадневного поста, имитирующего пост Моисея на горе Синай.

Общность мистического опыта различных конфессий остается любимым предметом рассуждений религиоведов. Одни видят в нем доказательство того, что духовные традиции развивались параллельными путями. Другие — намек на возможность сверхчувственного познания мира, выводящего мистика на пути духовного видения. Согласно второму мнению, в схожих образах и сходных формулировках выражается общность увиденного, а не социально или идейно обусловленная закономерность.

Спор этот не является предметом обсуждения. Важно отметить, что в миллиардном исламском мире по различным оценкам от десяти до шестидесяти миллионов суфиев различных ступеней посвящения. И их влияние на умы правоверных иногда перевешивает страх перед карающим мечом, который сжимают в руках фундаменталисты.

Тот, кто имеет дело с такой сложной мировоззренческой и этико-политической системой, какой является ислам, должен держать в уме все составляющие, не увлекаясь романтикой мистицизма и не впадая в панический ужас от упоминаний о кровавом исламском терроре. Тот, кто видит перед собой лишь одну сторону проблемы — неизбежно придет к ошибочным выводам.

На главную стр.       назад